В "Белой студии" – сценарист Андрей Золотарев

"Мы не можем надеяться на то, что все делается руками Господа": в новом выпуске "Белой студии" – сценарист Андрей Золотарев. О долгожданной картине "Сто лет тому вперед", об амбициях и страхе, о Борисе Хлебникове и Жоре Крыжовникове, о жестких правилах и свободе выбора Андрей Золотарев беседует с ведущей программы Дарьей Златопольской. Смотрите на телеканале "Россия – Культура" . Я пытаюсь быть продюсером, насколько могу. Не потому, что продюсер – это про деньги, а потому, что продюсер – это про самоконтроль. Про то, что мы можем сделать то, что нам нравится, так, как нам нравится. Это большая вещь, важная для меня. Режиссер – это большой вопрос. Мне это интересно, для меня притягательна режиссура. Но я так некомфортно себя чувствую в режиссерском кресле… Для меня это боль постоянная. Ты просто пытаешься выстроить мизансцену и прожить ее ровно так, как ты ее себе представлял. Вот как мы в детстве книжки читаем и говорим все время: "Книга лучше!". Потому что в голове они у нас играют в сто раз лучше. Всегда. Режиссура – это шанс из своей головы перенести все в реальную жизнь. Но тут же начинаются проблемы. Это же не прямая проекция, это живые люди. И все происходит не так. И дальше начинается система управления хаосом. Это история про поиск родителей, про попытку найти себя, свою любовь. У меня есть ощущение, что зрители выйдут с темой нашего взаимодействия с будущим. Должны ли мы что-то времени – или время должно нам? Как имеет смысл относиться к любимым людям? Для меня самая драматичная, самая больная вещь, которая там есть, это любовь, в которой ты ничего не можешь сделать: тебя разделили временем. Но тем не менее, ты ее не предаешь. И она не становится бессмысленной от того, что человека нет рядом. Мне кажется, это вечная тема, которая очень понятна зрителю. Мы приходим либо к истории объединения близких, либо к истории разъединения. Мне кажется, я очень хорошо понимаю, куда герои должны прийти. Но когда они оживают и начинают действовать, все понимание рассыпается сразу. Дальше начинается зона бессознательного. И, наверное, в этом есть часть меня и часть моих травм. Я думаю написать историю – она очень зрительская, как и все, что я делаю, но она про природу власти. Мы очень странно стали воспринимать свиту королевскую. Раньше, лет 150 назад было стыдно сказать, что у тебя спичрайтер. То есть для нас политтехнология стала настолько логичной вещью, механизм стал прозрачным (…) Любое настоящее чудо и любая настоящая власть, природой которой станет реальное чудо, все это просто уничтожит. Вдруг, в один момент. Все это существует, потому что так у всех. А в тот момент, когда где-то возникнет власть, которая будет основываться на чуде, у всех этих ребят с прозрачным театром наступит большая проблема. Это о дефиците родительской власти. Ощущение безотцовщины тотальное и слабой власти, которая приводит к тому, что я в поисках хоть чего-то, за что можно зацепиться, прихожу к тем, кто постулирует очень жесткие правила – но справедливые. Здесь справедливость очень важная вещь – она нивелирует всю жесткость: мне не важно, до какой степени они жестоки, главное, чтобы они были справедливы. А потом мы сходим в ад. Потому что без любви это просто бессмысленно все. В отсутствие любви это приводит к трагедии. Мы не совершенны. Желание обеспечить безопасность существования своего "я" иногда заставляет эмоционально выстреливать в кого-то. Так это работает (...) Одна из самых больших травм, которые мы можем сами себе нанести, – травма потери достоинства. Это точка, в которой мы вдруг перестаем осознавать себя как личность, понимаем, что полностью распластаны перед другим человеком. Иногда мы говорим: "Господь, управь нами". Мы так можем сказать, наверное. Но мы не можем надеяться на то, что все делается руками Господа. Мы все-таки находимся в свободе выбора. В этом смысле, конечно, мы сами принимаем решения. Это одно из тех чудес, которые нам даны.

🔗 Поделиться

Facebook X (Twitter) WhatsApp Telegram LinkedIn WeChat VK LINE KakaoTalk Reddit Pinterest E-Mail